– И все же деньги вам нужны – для записи диска.
– О господи… Да нет же! – воскликнул он, теряя терпение. – Диск мы и так скоро запишем: выиграли местный конкурс, главным призом которого была запись в студии! А что касается тебя, то я и слова не сказал о том, что ты можешь стать наследницей земли, на которой располагается фабрика! Не знаю, откуда пошли эти слухи… Я действительно недавно наводил справки о фабрике, но только потому, что хотел рассказать тебе как можно больше о ней!
– Чертова фабрика. Сдалась она мне! – закричала я.
Пережитый накануне ужас вновь накатил удушливой волной. Не нужно мне такое проклятое «наследство».
– Анна, послушай… – тихо сказал Рауль, беря мое лицо в ладони и сверху вниз заглядывая мне в глаза. – Ракель тебя обманула. Придумала все, чтобы окончательно рассорить нас. Ты ее не знаешь. Я не встречал девушки лживей и коварней ее…
– То же самое она сказала и о тебе. Я тебя совершенно не знаю, Рауль. А верить Ракель у меня есть основания: не думаю, что она стала бы лгать человеку, который только что вытащил ее из довольно серьезной передряги!
– Что у вас там произошло? – нахмурился он, опуская руки.
Я машинально тронула горевшую от прикосновения пальцев Рауля кожу щек.
– Неважно, что произошло. Главное то, что я верю Ракель.
– Хорошо! – хлопнул Рауль ладонями по бедрам. – Я приведу ее к тебе, и пусть она повторит все, глядя тебе и мне в глаза! Я докажу тебе, что не обманываю. Мне плевать на то, сколько там у тебя в кошельке! Проклятая фабрика, ты права! Если честно, от всего сердца желаю, чтобы не ты стала ее наследницей! Я помогал тебе не из корысти. Жди, я приведу Ракель, и пусть эта милая девушка еще раз при нас повторит свою ложь!
– Рауль, у меня нет времени ждать, через полчаса такси.
– Я приду через четверть часа!
Он решительным шагом направился к двери и вышел на улицу.
Его слова, а вернее, та ярость, которая плескалась в его потемневших до бутылочного цвета глазах, заронила зерна сомнений. Я и вправду не знала, кому теперь верить. И, стараясь убедить себя в том, что мне совсем неинтересно, придет ли сейчас Рауль, приведет ли Ракель, тем не менее поглядывала на часы. А когда прошло четверть часа, и он не вернулся, я и вовсе села напротив часов и безотрывочно стала следить за стрелкой. Мое сердце стучало в такт часам: тик-так, тик-так, придет-не придет, придет-не придет.
Не пришел. Ни через пятнадцать минут, ни через полчаса, ни тогда, когда такси уже выезжало со двора. Я утешала себя надеждой, что Рауль приедет в аэропорт. Без Ракель. Один. Но приедет. Для меня было очень важно то, чтобы он приехал. Никаких других доказательств и не требовалось – только его появление.
Я специально медлила с регистрацией – подошла к окну одной из самых последних пассажиров. И, прежде чем отправиться за ленту, отделяющую зал ожидания от зала контроля, долго оглядывалась, высматривая среди толпы уезжающих и провожающих Рауля. Я не двигалась с места, надеясь, что хотя бы в последнюю минуту он прибежит, выкрикнет мое имя. Но… так бывает только в сериалах. Я дотянула до самой последней минуты и с большим сожалением зашла за ленту, отсекающую, нет, не меня – от зала ожидания, а мои надежды на счастье.
Не пришел.
Как бы мне ни хотелось сдержать свои эмоции, слезы все же потекли по щекам. Я старательно прятала их, отвернувшись к иллюминатору и глядя на то, как удаляется расчерченная на квадраты земля, как плещется внизу море. Воспоминания о наших счастливых днях вломились непрошеными гостями, и я что есть силы зажмурилась, чтобы не расплакаться еще больше.
Не пришел.
Еще одна надежда, открытка с летним пейзажем, оказалась втоптанной в грязь. У женщин моей семьи короткое счастье.
Самолет приземлился в Москве точно по расписанию. Я быстро прошла контроль, получила багаж и вышла в зал ожидания. Остановившись, завертела головой в поисках невысокого мужчины с завязанными в хвост волосами – так его описал провидец Савелий. Я все еще не могла избавиться от ощущения нереальности, будто та «сериальная» жизнь, из которой я только что вернулась, и была моей настоящей жизнью, а подделкой оказались как раз привычные мне московские будни.
– Анна? – раздалось рядом со мной.
Я повернулась на голос и увидела мужчину в летней светлой рубашке и темно-синих джинсах классического кроя. Лет ему на вид было около пятидесяти, хотя мне почему-то представлялось, что Петру тридцать – тридцать пять. Роста он оказался высокого. Длинные, до плеч, волосы распущены, а не собраны в хвост.
– Я Петр, – представился он, хоть я и так догадалась. – Давайте ваши вещи, я отнесу их в машину. Пойдемте? Или вас кто-то еще должен встречать?
– Нет-нет. Я так и не собщила родителям о своем приезде.
Показалось ли мне или он действительно расслабился, услышав эту фразу?
– Ваш дедушка уже ждет вас, – сказал Петр, усаживая меня в видавший и лучшие времена «Пежо».
– Как его зовут?
– Хорхе Луис.
Я улыбнулась: испанское имя пролилось на мое раненое сердце лечебным бальзамом. Отрешенно глядя в окно на березовые пейзажи, я думала о том, что чувствую себя так, будто мне вырвали внутренности: мне было пусто и больно. Еще утром я ехала по развязкам другой автострады, наблюдая иные места, казавшиеся мне куда более родными, чем подмосковные. Тогда в сердце еще пульсировала робкая надежда на то, что случится чудо: Рауль приедет в аэропорт и попросит меня остаться. И я бы осталась. Та яркая жизнь, казавшаяся в сравнении с московской сериальной, придуманной, казалась мне куда ближе этой. То было мое море, сейчас же я, морская рыба, оказалась в маленьком стоячем пруду с протухшей водой.